— Да, — ответила маркиза, — я знаю, что Маргарита иногда приходит к тебе с человеком, который приносит еду, и мне очень приятно видеть, что она так заботится о тебе.

— Но за это, кажется, и я в точности исполняю свои обещания. Вот уже двадцать лет, как я чуждаюсь людей, прогоняю от этого дома всякое живое существо, чтобы как-нибудь, хоть во сне, не проговориться.

— Да, да, спасибо тебе, старик, ты верный хранитель моей тайны, — сказала маркиза, положив свою белую ручку на руку старого Ашара. — Поэтому сейчас я еще больше боюсь в один день лишиться всех плодов двадцати лет жизни, которая была еще мрачнее, уединеннее, еще ужаснее твоей!

— Да, я понимаю ваше положение. Но вам не раз, наверно, приходило в голову, что есть на свете человек, который может прийти и потребовать от меня раскрыть тайну, а я не имею права ему отказать. О, да! Я уверен, что вы трепещете от одной этой мысли! Успокойтесь. Лет десять назад он убежал в Шотландию из училища, где мы его воспитывали, и с тех пор о нем ничего не слышно. Этот несчастный ребенок обречен был на безвестность и сам поспешил навстречу своей судьбе. Я думаю, он затерялся где-нибудь в беспредельном мире между миллионами существ, которые родятся, страдают и умирают на земном шаре. Он, наверно, потерял письмо отца своего и монету, по которой я мог бы его узнать, или, что еще лучше для вас, — может быть, его уже нет на свете.

— Неужели ты не чувствуешь, Ашар, как жестоко говорить такие вещи матери? Разве ты не знаешь, сколько страданий заключено в сердце женщины? Неужели же я не могу быть спокойна, пока мой ребенок не умер?! Ашар, друг мой, послушай: неужели тайна рождения, которую он двадцать пять лет не знал, вдруг станет так мучить его, что он уже без нее жить не сможет? Поверь мне, для него самого гораздо будет лучше, если он никогда ее не узнает. Я уверена, что до сих пор он был счастлив. Не мути его душу, старик, не вкладывай ему в голову мысли, которые могут повлечь за собой дурные поступки. Вместо того, что ты хочешь открыть ему, скажи лучше, что его мать также умерла… и ей тогда было бы лучше, чем теперь… но что, умирая… господи, как мне хочется хоть раз его увидеть, хоть раз прижать к своему сердцу! Скажи, что мать, умирая, поручила его своей близкой подруге маркизе д'Оре, которая будет ему второй матерью.

— Понимаю, — ответил Ашар, печально улыбаясь. — Вы уже не раз мне об этом намекали, но сегодня, когда ему исполнилось двадцать пять лет, сегодня вы в первый раз высказались совершенно определенно. Признайтесь, я думаю даже, что, если б вы посмели, если б вы меня не так хорошо знали, вы бы предложили мне какую-нибудь награду за то, чтобы я не исполнил священной воли человека, который покоится так близко от нас.

Маркиза хотела что-то сказать, но Ашар остановил ее, протянув руку.

— Выслушайте меня, маркиза, и помните, что я никогда не изменю своему слову. Я свято исполнил свое обещание графине д'Оре, свято исполню и то, которое дал графу Морне. Если его сын — ваш сын — принесет мне монету, по которой я смогу узнать его, и потребует от меня мою тайну, — я ее открою. Бумаги, доказывающие его происхождение, могут быть отданы ему, как вы знаете, только тогда, когда маркиза д'Оре не будет на свете. Эта тайна хранится здесь, — прибавил он, указав на сердце, — и никакая сила человеческая не вырвет ее у меня прежде времени, никакая сила человеческая не помешает мне открыть ее, когда наступит время. Бумаги лежат здесь в ящике, ключ у меня, и они никуда не исчезнут оттуда, если только меня не убьют, чтобы их похитить.

— Но, — сказала маркиза, опершись на ручки кресла и чуть приподнявшись, — но мы можем, Ашар, умереть раньше моего мужа; он не так здоров, как ты, но зато ты старше его. Что тогда будет с этими бумагами?

— Я вверю их священнику, который будет исповедовать меня перед смертью.

— Да, прекрасно придумано! — воскликнула маркиза, вставая. — А цепь моих опасений протянется до самой моей смерти, и последнее звено ее будет навечно приковано к моему гробу! О, я давно поняла, что на свете есть единственный в мире человек, который непоколебим, как скала. И надо же случиться, чтобы бог поставил его на моем пути как воплощение мести. И надо же, чтобы буря несла на него меня до тех пор, пока я не разобьюсь!.. Тайна моя в твоих руках, старик… Пусть так… делай с ней что хочешь! Ты властелин мой, а я твоя раба. Прощай!

Маркиза вышла из комнаты и медленными шагами возвратилась в замок.

ГЛАВА VIII

— Да, — сказал старик, грустно глядя ей вслед, — да, я знаю, что у вас, сударыня, сердце бронзовое, недоступное никакому страху, коме того, который создатель вложил в человеческое сердце, чтобы заменять иногда раскаяние. Но и этого довольно! Сегодня вы сознались, что недешево платите за свое доброе имя, вы покупаете его ценой вечных, беспрерывных мучений. Правда, маркиза д'Оре до того прославилась своей скромностью, порядочностью, что если бы истина явилась вдруг из-под земли или спустилась с неба, никто бы ей не поверил, ее сочли бы за клевету. Но что угодно провидению, то и будет, и все, что мы делаем в этом мире, давно написано в книге нашей судьбы.

— Хорошо сказано! — прозвучал чей-то голос, — свежий и звучный.

Ашар оглянулся: перед ним стоял молодой человек. Он подошел, видно, когда маркиза уходила, но беседа со стариком так на нее подействовала, что она не заметила гостя. Увидев, что хозяин дома остался один, Поль, — а это был он — приблизился и, как обычно, весело ответил на последние слова Ашара. Старик, удивленный этим неожиданным явлением, смотрел на него с таким видом, как будто хотел, чтобы он повторил свои слова.

— Я говорю, — продолжал Поль, — что в смирении, которое молится, гораздо больше величия, чем в философии, которая сомневается. Это правило наших квакеров, и для моего вечного блаженства было бы гораздо лучше, если бы я почаще вспоминал о нем, но увы!..

— Извините, — сказал старик, с удивлением поглядывая на молодого моряка, который спокойно стоял на пороге хижины. — Позвольте узнать, кто вы?

— Пока я дитя республики Платона, — по-прежнему весело ответил Поль. — Род человеческий мне брат, белый свет — отчизна, а своего у меня на земле только то место, которое я занимаю.

— Кого же вы ищете здесь? — спросил старик, невольно улыбаясь при виде веселого добродушия, сквозящего в лице неожиданного гостя.

— Мне необходимо найти, — ответил Поль, — в трех лье от Лорьяна, в пятистах шагах от замка Оре, домик, который дьявольски похож на этот, и в доме должен быть старик… чуть ли не вы.

— А как зовут этого старика?

— Ашаром.

— Да, это я.

— О, пусть будут благословенны ваши седые волосы! — сказал тихо Поль, и при этом нежность и уважение отразились на его лице. — Вот письмо, написанное моим отцом, и в нем сказано, что вы честный и благородный человек.

— Нет ли чего-нибудь еще в этом конверте? — вскричал старик и со сверкающими от радости глазами подошел к молодому капитану.

— Есть что-то, — ответил Поль, раскрывая конверт и вынимая оттуда венецианский цехин, переломленный пополам. — Какая-то золотая монета. Один кусок у меня, а другой должен быть у вас.

Ашар, не отрывая глаз от Поля, машинально протянул руку.

— Да, да, — произнес он, и при этом слезы выступили у него на глазах. — Да, это точно та самая монета!.. И притом такое удивительное сходство! — Он протянул руки к Полю. — Милый мой! О да, ты его сын!.. Боже мой, Боже мой! Я дожил, благодарю тебя!

— Что с вами? — спросил Поль, поддерживая старика, который весь дрожал от избытка чувств.

— Сынок, разве ты не понимаешь, что ты живой портрет своего отца? А я любил его так, что отдал бы за него свою жизнь и всю кровь, до последней капли, и отдам теперь за тебя, если потребуешь!

— Спасибо тебе, мой старый друг, — ласково сказал Поль. — Можешь мне верить, цепь чувств не оборвалась между могилой отца и колыбелью сына. Кто бы ни был мой отец, если для того, чтобы походить на него, надо только иметь совесть без упрека, непоколебимое мужество, сердце, которое всегда помнит добро, — да, тогда я точно похож на моего отца, и душой еще больше, чем лицом!